— Ник! — вскрикнула Эрика. — Как ты смеешь?
— Моя! — хрипло информировал её Мамонтобой.
— Ещё бы! — ответила Эрика. — Но это имеет и обратную силу. Немедленно отпусти нахалку, которую ты держишь под другой мышкой.
Мамонтобой с сожалением поглядел на Диди.
— Ну, — резко сказала Эрика, — выбирай!
— Обе, — объявил нецивилизованный драматург. — Да!
— Нет! — отрезала Эрика.
— Да! — прошептала Диди совсем новым тоном. Красавица свисала с руки Мартина, как мокрая тряпка, и глядела на своего пленителя с рабским обожанием.
— Нахалка! — крикнула Эрика. — А как же Сен-Сир?
— Он? — презрительно сказала Диди. — Слюнтяй! Нужен он мне очень! — И она вновь устремила на Мартина боготворящий взгляд.
— Ф-фа! — буркнул тот и бросил Диди на колени Уотта. — Твоя. Держи. — Он одобрительно ухмыльнулся Эрике. — Сильная подруга. Лучше.
Уотт и Диди безмолвно смотрели на Мартина.
— Ты! — сказал он, ткнув пальцем в Диди. — Ты оставаться у него, — он указал на Уотта.
Диди покорно кивнула.
— Ты подписать контракт?
Кивок.
Мартин многозначительно посмотрел на Уотта и протянул руку.
— Документ, аннулирующий контракт, — пояснила Эрика, вися вниз головой. — Дайте скорей, пока он не свернул вам шею.
Уотт медленно вытащил документ из кармана и протянул его Мартину.
Но тот уже направился к окну раскачивающейся походкой.
Эрика извернулась и схватила документ.
— Ты прекрасно сыграл, — сказала она Пику, когда они очутились на улице. — А теперь отпусти меня. Попробуем найти такси…
— Не играл, — проворчал Мартин. — Настоящее. До завтра. После этого… — Он пожал плечами. — Но сегодня — Мамонтобой.
Он попытался влезть на пальму, передумал и пошёл дальше.
Эрика у него под мышкой погрузилась в задумчивость. Но взвизгнула она, только когда с ним поравнялась патрульная полицейская машина.
— Завтра я внесу за тебя залог, — сказала Эрика Мамонтобою, который вырывался из рук двух дюжих полицейских.
Свирепый рёв заглушил её слова.
Последующие события слились для разъярённого Мамонтобоя в один неясный вихрь, в завершение которого он очутился в тюремной камере, где вскочил на ноги с угрожающим рычанием.
— Я, — возвестил он, вцепляясь в решётку, — убивать! Арргх!
— Двое за один вечер, — произнёс в коридоре скучающий голос. И обоих взяли в Бел-Эйре. Думаешь, нанюхались кокаина? Первый тоже ничего не мог толком объяснить.
Решётка затряслась. Раздражённый голос с койки потребовал, чтобы он заткнулся, и добавил, что ему хватит неприятностей от всяких идиотов и без того, чтобы… Тут говоривший умолк, заколебался и испустил пронзительный отчаянный визг.
На мгновение в камере наступила мёртвая тишина: Мамонтобой, сын Большой Волосатой, медленно повернулся к Раулю Сен-Сиру.
Боязнь открытого пространства.
Да здравствует отвага (фр.).